Неточные совпадения
Днем мне недомогалось: сильно болел живот. Китаец-проводник предложил мне
лекарство, состоящее из смеси женьшеня, опиума, оленьих пантов и навара из медвежьих костей. Полагая, что от опиума боли утихнут, я согласился
выпить несколько капель этого варева, но китаец стал убеждать меня
выпить целую ложку. Он говорил, что в смеси находится немного опиума, больше же других снадобий.
Быть может, дозу он мерил по себе; сам он привык к опиуму, а для меня и малая доза
была уже очень большой.
Прудон сидит у кровати больного и говорит, что он очень плох потому и потому. Умирающему не поможешь, строя идеальную теорию о том, как он
мог бы
быть здоров, не
будь он болен, или предлагая ему
лекарства, превосходные сами по себе, но которых он принять не
может или которых совсем нет налицо.
Всего, не считая извести, соляной кислоты, спирта, дезинфекционных и перевязочных средств, по данным «Ведомости», потрачено шестьдесят три с половиной пуда
лекарств; сахалинское население, стало
быть,
может похвалиться, что в 1889 г. оно приняло громадную дозу.
— Вставайте, доктор! — кричала ему она, стуча рукою, — стыдно валяться. Кофейку напьемтесь. У меня что-то маленькая куксится; натерла ей животик бабковою мазью, все не помогает, опять куксится. Вставайте, посмотрите ее, пожалуйста:
может быть,
лекарства какого-нибудь нужно.
Кажется, господа доктора в самом начале болезни дурно лечили меня и наконец залечили почти до смерти, доведя до совершенного ослабления пищеварительные органы; а
может быть, что мнительность, излишние опасения страстной матери, беспрестанная перемена
лекарств были причиною отчаянного положения, в котором я находился.
Может быть, все это
было ненужно, а
может быть, именно дружное действие всех этих
лекарств перервало горячку так скоро.
— Это простуда; сохрани боже! не надо запускать, вы так уходите себя…
может воспаление сделаться; и никаких
лекарств! Знаете что? возьмите-ка оподельдоку, да и трите на ночь грудь крепче, втирайте докрасна, а вместо чаю
пейте траву, я вам рецепт дам.
Четверо суток не
пила и не
ела бедная страдалица и, очнувшись, не
могла проглотить не только пищи, но и
лекарства, даже воды.
Домашний лечебник Бухана
был драгоценным подарком для Софьи Николавны: она
могла пользоваться его указаниями и составлять
лекарства для леченья своего больного отца.
Зеленский
был доктор отличный и, сколько я
могу теперь понимать, вероятно, относился к новой медицинской школе: он
был гигиенист и к
лекарствам прибегал только в самых редких случаях; но тогда насчет медикаментов и других нужных врачебных пособий
был требователен и чрезвычайно настойчив.
— Бог милостив, Матрена:
может быть, ты поправишься. Ты приняла
лекарство, которое я тебе прислала?
Я совсем не против народной медицины и верю ей, особенно в соединении с магнетизмом; я давно отрекся от презрительного взгляда, с которым многие смотрят на нее с высоты своего просвещения и учености; я видел столько поразительных и убедительных случаев, что не
могу сомневаться в действительности многих народных средств; но мне тогда не помогли они,
может быть оттого, что не попадали на мою болезнь, а
может быть и потому, что мать не согласилась давать мне
лекарства внутрь.
— А что я
могу сказать вам, степная, простая девушка? — что я видела, что слышала? — я не хочу
быть вашим
лекарством от скуки; всякое
лекарство, со всей своей пользой, очень неприятно.
Треплев. Нет, мама. То
была минута безумного отчаяния, когда я не
мог владеть собою. Больше это не повторится. (Целует ей руку.) У тебя золотые руки. Помню, очень давно, когда ты еще служила на казенной сцене — я тогда
был маленьким, — у нас во дворе
была драка, сильно побили жилицу-прачку. Помнишь? Ее подняли без чувств… ты все ходила к ней, носила
лекарства, мыла в корыте ее детей. Неужели не помнишь?
Заговор
может быть пущен даже по ветру, следовательно от него нет защиты и
лекарства надобно искать у другого колдуна; но если ружье испорчено тем, что внутренность его
была вымазана каким-нибудь секретным составом (в существовании таких секретов никто не сомневается), от которого ружье стало бить слабо, то к исправлению этой беды считается верным средством змеиная кровь, которою вымазывают внутренность ружейного Ствола и дают крови засохнуть.
— У меня к вам
есть еще одна маленькая просьба: пожалуйста, не заводите этих разговоров, которые
могут волновать мужа… Ваше присутствие здесь
будет для него лучшим
лекарством и без них; он так интересуется вашей работой и вчера долго толковал со мной, чем и как помочь вам.
— Не смейтесь, господа, нехорошо смеяться. Я человек больной, у меня порок сердца. Если я не
буду принимать
лекарства, я
могу каждую минуту умереть.
Петр пошел к выходу. Ивану Ильичу страшно стало оставаться одному. «Чем бы задержать его? Да,
лекарство». — Петр, подай мне
лекарство. — «Отчего же,
может быть, еще поможет и
лекарство». Он взял ложку,
выпил. «Нет, не поможет. Всё это вздор, обман», решил он, как только почувствовал знакомый приторный и безнадежный вкус. «Нет, уж не
могу верить. Но боль-то, боль-то зачем, хоть на минуту затихла бы». И он застонал. Петр вернулся. — Нет, иди. Принеси чаю.
Он стал принимать
лекарства, исполнять предписания доктора, которые изменились по случаю исследования
мочи. Но тут как раз так случилось, что в этом исследовании и в том, что должно
было последовать за ним, вышла какая-то путаница. До самого доктора нельзя
было добраться, а выходило, что делалось не то, что говорил ему доктор. Или он забыл, или соврал, или скрывал от него что-нибудь.
Кузнец слыл за человека очень рассудительного и знал, хина и всякое другое аптечное
лекарство против волшебства ничего сделать не
могут. Он оттерпелся, завязал на суровой нитке узелок и бросил его гнить в навозную кучу. Этим
было все кончено, потому что как только узелок и нитка сгнили, так и сила Селивана должна
была кончиться. И это так и сделалось. Селиван после этого случая в свинью уже никогда более не скидывался, или по крайней мере с тех пор его никто решительно не встречал в этом неопрятном виде.
Наташа навела ко мне массу больных. Все в деревне ей знакомы, и все ей приятели. Она сопутствует мне в обходах, развешивает
лекарства. Странное что-то в ее отношениях ко мне: Наташа словно все время изучает меня; она как будто не то ждет от меня чего-то, не то ищет, как самой подойти ко мне.
Может быть, впрочем, я ошибаюсь. Но какие славные у нее глаза!
«
Лекарство должно
быть сладкое, истина красивая… И эту блажь напустил на себя человек со времен Адама… Впрочем…
быть может, всё это естественно и так и
быть должно… Мало ли в природе целесообразных обманов, иллюзий…»
— Да, да, — говорила она, схватив его за руки, — я знаю… Ты не давай отцу… Они уйдут зря… Не
можешь на год, дай на полгода. Только на полгода, Ника. До лета. Взять сиделку на те часы, когда меня нет. Консерватория или уроки… на все это… я сосчитала… не больше как сто пятьдесят рублей. Расход на
лекарство… доктора. Дай хоть по сту рублей на месяц, Ника! Через полгода я
буду знать…
При людях значительных он боялся прикоснуться к рюмке, не
мог принимать
лекарства, в котором хоть несколько капель
было вина; зато в кругу задушевных, ему подобных, он исправно осушал стаканы.
— Много, много месяца три, а
может быть, только до весенних вод, — отвечал Антон. — Ей не помогут никакие
лекарства — кровь верный передовой смерти.
Скоро доктор и все домашние
были изумлены ее уменьем и выносливостью. С пунктуальной точностью давала она больному
лекарство и переменяла компрессы на его голове. Она ходила по комнате, поправляла его подушки, не причиняя ему ни малейшего беспокойства. Никто не
мог уговорить ее отдохнуть: она целыми ночами просиживала у постели больного, так что холодные глаза Лоры выражали удивление при взгляде на нее.
Явившиеся доктора прописали
лекарства, но ничего не
могли сказать утешительного находившимися у постели матери дочерям, за которыми
было послано тотчас же.
— Ладно, Лушник. Ты человек добрый, пять ден за меня блевотное
лекарство пил. Подарить не
могу, давай меняться. Собачьей кожи браслетку с самосветящими часами отдашь — корешок твой.
Доктора ездили к Наташе и отдельно, и консилиумами, говорили много по-французски, и по-немецки, и по-латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные
лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не
может быть известна та болезнь, которою страдала Наташа, как не
может быть известна ни одна болезнь, которою одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанную в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений страданий этих органов.